Ricardo Reis subiu a rampa da Calçada dos Caetanos, dali podia apreciar o ajuntamento quase à vol d'oiseau, voando baixo o pássaro, mais de mil, o polícia calculara bem, terra riquíssima em pobres, queira Deus que nunca se extinga a caridade para que não venha a acabar-se a pobreza, esta gente de xale e lenço, de surrobecos remendados, de cotins com fundilhos doutro pano, de alpargatas, tantos descalços, e sendo as cores tão diversas, todas juntas fazem uma nódoa parda, negra, de lodo mal cheiroso, como a vasa do Caís do Sodré.
Рикардо Рейс поднялся по Калсада-дос-Каэтанос и оттуда смог оглядеть толпу с птичьего полета, если, конечно, не слишком высоко летает эта неведомая птица: да, больше тысячи, полицейский не ошибся в подсчетах, сколь обильна земля наша бедностью, Бог даст, вовек не иссякнет в ней милосердие для того, чтобы не оскудела она нищетой: люди в платках и шалях, в штопаных-перештопаных обносках с разномастными заплатами, в веревочных сандалиях-альпаргатах, а многие - босиком, и, как ни богата колористическая гамма, все это сливается в одно буровато-черное, как зловонный ил, пятно вроде того, каким покрыта была после наводнения Каиш-до-Содре.